В этом фильме, впрочем, его зовут графом Орлоком: наследники Брэма Стокера, автора романа, заартачились тогда насчет авторских прав, и режиссеру пришлось прибегнуть к ухищрению. Вылезши, наконец, в мир из своего заросшего мхом затхлого замка, Орлок погибает на груди соблазнительной черноволосой девицы с буклями, не в силах оторваться от нее после стольких лет одиночества и воздержания, невзирая на гибельные лучи солнца. Ах, как же это трагично — погибнуть от первых солнечных лучей, когда расцветает и радуется все вокруг, слизывая с запекшихся губ последние капельки горячей девичьей крови.
Самые лучшие Дракулы в кино — в старинных черно-белых фильмах. В самом первом, «Носферату — симфония ужаса» 1922 года, это застенчивый лопоухий верзила Макс Шрек, с когтистыми неловкими руками до колен, сгорбившийся, неповоротливый, явно пересидевший в своем полуразвалившемся замке и окончательно одичавший там школьник-переросток.
Но в бульварном искусстве все не так.
Одна из самых страшных и несправедливых подстав массовой культуры заключается в том, что зло всегда представляется в ней отверженным и одиноким, а добро — таким же массовым, как сама эта культура. Это не так, читатель, это совсем не так! Тебе ведь известно, кто по праву носит титул Князя Мира Сего? На самом деле именно одинокое добро на обочине испускает невидимые миру слезы, а силы зла властвуют безраздельно, как властвовали они в ночное время в романе о собаке Баскервилей. Настоящие кровопийцы маршируют по улицам стройными рядами, с лучезарными улыбками клонов; а самым одиноким человеком за две тысячи лет, как известно, был Христос
Противостоят графу сплошь скучные, заурядные люди, невыносимо узколобые и земные, какой-то молодой торговец недвижимостью со своей пресной невестой, да ее кислый папа. Только профессор Ван Хельзинк на высоте, такой же безумный и отважный, с осиновым колом в костлявой подагрической руке. Дракула даже как будто радуется такому достойному врагу: «Для человека, у которого только одна жизнь, вы очень умны, Ван Хельзинк». Заурядность всех прочих героев заставляет невольно отдать должное многочисленным и чудесным талантам графа, который летает по воздуху и ползает по стене, и проникнуться сочувствием к его вечному одиночеству среди временных людей
Каюсь, я никогда не испытывал к нему отвращения. Он одинок; я тоже одинок, хотя и не граф. При всей глубине своей трагедии и при всей своей сверхъестественной силе он скромен, выдержан и имеет довольно изящные манеры; даже чудовищное отчаяние не вытравило из него хорошего воспитания. Стильно старомодный, он не гонится за глупым миром, разве что когда ему захочется покушать. Заметьте, кровь он предпочитает высасывать из женщин, т.е. из тех существ, которые обыкновенно занимаются тем, что пьют ее из нас, мужчин. Я далек от мысли, что он делает это из мужской солидарности, руководствуясь принципом «око за око, зуб за зуб» — какая у него может быть солидарность с глуповатыми, коренастыми, пышущими оптимизмом человеческими самцами? Вероятней всего, в этой нездоровой сладострастной наклонности к высасыванию крови из мраморных дамских шей сказывается особый, извращенный, декадентский эротизм, свойственный вырожденцам от аристократии; как говорил по другому поводу бравый солдат Швейк, «с вашего разрешения, у нас на углу Бойнште и Катержинской жил один дегенерат, польский граф. Он заметал улицы » Бледный румынский граф не знаком с метлой, в его замке пыль и паутина, крикливые стаи летучих мышей да три жены с острыми клыками, явно ему поднадоевшие. Даже кучера у него нет, он самолично катает заезжего молокососа на своей адской карете. Есть, правда, некогда укушенный и потому преданный ему Рэнфилд, пожирающий мух пациент дурдома — но что с него взять: дурак он и есть дурак
Хорошее отношение к Дракуле
Хорошее отношение к Дракуле
Комментариев нет:
Отправить комментарий